Суды чести в Красной Армии: какие приговоры они выносили

Накануне Великой Отечественной войны Сталин восстановил в Красной Армии офицерские суды чести. Задуманные для улучшения морального облика офицерского состава, на практике они часто использовались для сведения личных счётов или, напротив, для покрывательства лиц, виновных в служебных преступлениях.

Суды чести: упадок и возрождение

Суды чести в русской армии возникли в эпоху военных реформ Александра II. «Суды общества офицеров» должны были рассматривать проступки, формально не подпадающие под действие военно-уголовных законов, но при этом «несовместные с понятиями о воинской чести и доблести офицерского звания».

После Октябрьской революции в Рабоче-Крестьянской Красной Армии «по образу и подобию» прежних офицерских судов чести создавались «прифронтовые, местные и ротные товарищеские суды». Этот институт просуществовал до 1925 года.

В конце 1930-х годов СССР уже готовился к войне, поэтому остро встал вопрос укрепления дисциплины и улучшения морально-психологической обстановки в РККА. «Товарищеские суды» были вновь введены в армии постановлением Совнаркома в 1939 году. На следующий год о них уже упоминалось в Дисциплинарном уставе РККА, утверждённом маршалом Тимошенко. Если дела рядовых и младшего начальствующего состава, как и в 1920-х годах, передавались в «товарищеские суды», то для среднего и старшего начальствующего состава восстанавливались «товарищеские суды чести».

Добавление слова «честь» напрямую отсылало к дореволюционным нормам, хотя ещё недавно эту «офицерскую привилегию» критиковали в СССР наряду с прочими «буржуазными категориями». Для высшего начсостава Красной Армии суды чести первоначально не предусматривалась – они появились уже во время Великой Отечественной войны. В целом, количество дел, рассматриваемых в судах чести, резко пошло вверх после событий Сталинградской битвы.

«В условиях стабилизации фронта, перехода стратегической инициативы к советским войскам весной 1943 года, в Красной Армии активизировали свою работу товарищеские суды чести командного, политического и начальствующего состава», – отмечает исследователь Сергей Погорелов из Санкт-Петербургского военного института внутренних войск МВД России.

По своему статусу суды чести являлись «организацией общественности». Судьи выбирались из числа офицеров открытым голосованием.

Дела

Приговоров, вынесенных судами чести, было гораздо меньше, чем дисциплинарных взысканий, наложенных командирами. Тем не менее на войне в течение года офицерские суды рассматривали сотни дел (например, на Ленинградском фронте за 9 месяцев 1944 года в судах чести слушалось 112 дел).

Внести дело в суд чести могли командиры, политработники, комсомольские и партийные органы. Имелась возможность начала процесса по инициативе самого «подсудимого» (это расценивалось как жест покаяния).

Чаще всего офицерам вменяли в вину пьянство, грубые выходки, небрежное обращение с чужим имуществом и тому подобное. Нередко слушались дела «по женской части», причём доходило до курьёзов. Например, в одном из госпиталей судили офицера, который три дня столовался у одинокой санитарки, обещая жениться на ней, а затем сбежал.

Информацию о некоторых типичных делах можно найти в дневниках участников Великой Отечественной войны. Нередко процессы возбуждались из-за служебных промахов. Председатель офицерского суда чести Павел Кальм 18 ноября 1943 года сделал дневниковую запись о суде над старшим лейтенантом Колесником.

«Судили его за варварское отношение к конскому составу. Лошади несильно загружались работой, нарушался режим кормления и ухода, освобожденных лошадей использовали на работах, имела место обезличка в использовании лошадей. Главная беда Колесника состояла в том, что он не использовал по-настоящему офицерский состав, думая сам решить и исполнить все вопросы. Старшина артачится, а он с ним панибратствует, офицеры бездельничают и им сходит.<...> Пропесочили хорошо. Прочувствовал свои ошибки».

Порой моральное разложение офицеров граничило с криминалом. Дознаватель управления комендатуры гарнизона г. Ленинграда Владимир Кузнецов 8 февраля 1944 года написал о суде чести над двумя лейтенантами:

«Пьянство, разврат, присвоение денег, вещей и... водки своих подчинённых и т.п. Старший лейтенант Ганюков, например, живёт в грязной донельзя комнатёнке, заваленной грязными тряпками, посудой, бутылками и т.п., с такой же грязной женщиной, за стенкой живут бойцы взвода. Беспрерывно пьянствует, одного красноармейца заставил шить новую и чинить обувь на сторону.<...> У одного из рядовых взял и не отдал велосипед, у другого деньги, у других променял хлеб на водку» (цитируется по сайту проекта «Прожито»).

Задуманные как свободный орган, суды чести испытывали давление «сверху». К примеру, лейтенанта Николая Иванова, согласно его собственным записям, в январе 1944 года судили за то, что он дал оплеуху другому офицеру. За него горой стояли сослуживцы, и даже помощники начальника штаба высказывались в его пользу и «нещадно обрушивались на голову истца». Тем не менее в итоге Иванова осудили.

О том, насколько послушным инструментом становились суды чести в руках командования, говорит дело командира 18 корпуса 1-го Украинского фронта генерал-майора Ивана Афонина. В 1944 году он застрелил начальника разведотдела 237 сд Константина Андреева за то, что тот хлестнул его плёткой. Афонину грозил трибунал, но за своего бывшего порученца перед Сталиным заступился маршал Георгий Жуков. Поэтому самочинное убийство подчинённого рассматривал всего лишь суд чести, у которого не было возможности всерьёз наказать виновного.

Приговоры

По итогам процесса генерал Афонин отделался выговором. Кроме того, офицеры подали ходатайство в военный совет о том, чтобы виновному на год задержали присвоение очередного воинского звания.

Помимо этих видов наказания «Положение о товарищеских судах чести в РККА» от 17 января 1939 года предусматривало ещё три меры воздействия. Суд чести мог вынести строгий выговор или возбудить ходатайство о понижении в должности (либо воинском звании). Самое строгое наказание суда чести – ходатайство об увольнении из рядов РККА. Однако даже в этом случае последнее слово всё равно оставалось за вышестоящим начальством.