«Будет на вас Трумэн»: что писал Солженицын о ядерной бомбардировке СССР

Одним из самых спорных вопросов, связанных с именем Александра Солженицына, является отношение писателя к ядерной войне Запада против СССР. Мнения по этому поводу резко полярны: одни обвиняют нобелевского лауреата в предательстве России, другие же оправдывают его, говоря о художественных преувеличениях. В действительности отношение писателя к атомной бомбе было неоднозначным.

Предлагая новой России национальную идею «сбережения народа», в некоторые моменты своей жизни писатель действительно хотел, чтобы Советский Союз погиб в пламени Третьей мировой войны.

Ядерное оружие – защита от СССР

Прежде всего нужно сказать, что широко цитируемый в интернете фрагмент из «речи перед сенаторами США 30 июня 1975 года», в котором Солженицын якобы призывал сбросить на СССР «200 атомных бомб» – фальсификация. Ничего подобного писатель не говорил.

Однако, оказавшись в эмиграции, Солженицын примкнул к тем кругам западного истеблишмента, которые в СССР назывались «реакционными» и «милитаристскими». Писатель рассматривал ядерное оружие Запада как самый действенный инструмент политического давления на Советский Союз. В «Архипелаге ГУЛАГ» (1973 год) Солженицын передаёт содержание «тюремных обсуждений» политики Рузвельта и Черчилля. В послевоенные годы зэки ГУЛАГа пришли к выводу о «систематической близорукости и даже глупости обоих». Западные политики допустили экспансию СССР, хотя могли этого избежать.
«Уже имея в руках атомную бомбу, платили Сталину за то, чтоб он не отказался оккупировать Маньчжурию, укрепить в Китае Мао Цзедуна, а в половине Кореи – Ким Ир Сена!.. Разве не убожество политического расчёта?» – передавал Солженицын мнение заключённых.

Сам писатель придерживался похожих позиций во время публичных выступлений на Западе. Он считал, что странам НАТО нельзя снижать количество ядерных боеголовок, пока СССР их наращивает. Солженицын предупреждал, что при соотношении ядерного арсенала три к одному в пользу Москвы СССР может напасть на Западную Европу. Особенно нобелевский лауреат критиковал молодёжь, выступавшую за одностороннее ядерное разоружение. Именно в этом контексте следует понимать другую часто цитируемую фразу Солженицына, сказанную профсоюзным лидерам США в 1978 году:

«Но концентрируется мировое зло, ненавистное к человечеству. И оно полно решимости уничтожить ваш строй. Надо ли ждать, что оно ударит ломом в вашу границу и что американская молодёжь должна будет умирать на границах вашего континента?»

Риторический вопрос вовсе не означал призыва ударить первыми – Солженицын лишь имел в виду, что американцам не стоит разоружаться.
С другой стороны, писатель полагал, что опасность ядерной войны вообще преувеличена. В «Письме вождям Советского Союза» (1974 год) он выразил уверенность, что атомную бомбу никто не применит – также, как после Первой мировой войны никто не стал использовать химическое оружие.
«Я лично уверен, что никакой ядерной войны вообще не будет», – повторил Солженицын этот тезис в телеинтервью японской компании «Нихон» 5 октября 1982 года.

Когда Солженицын мечтал о ядерном ударе?

Единственные фразы, которые можно понимать, как призыв к ядерной войне против СССР, были высказаны в контексте сталинских лагерей. В третьем томе «Архипелага ГУЛАГ» Солженицын описывал политические настроения на Куйбышевской пересылке в 1949 году:

«Мы бы не удивились и нисколько не испугались, если бы клин чужеземных бомбардировщиков выполз бы на небо. Жизнь была нам уже не в жизнь. <...> Мы накаляли друг друга таким настроением – и жаркой ночью в Омске, когда нас, распаренное, испотевшее мясо, месили и впихивали в воронок, мы кричали надзирателям из глубины: «Подождите, гады! Будет на вас Трумэн! Бросят вам атомную бомбу на голову!» И надзиратели трусливо молчали».
Солженицын объясняет, что заключённые так «изболелись по правде», что им «не жаль было и самим сгореть под одной бомбой с палачами».
«Мы были в том предельном состоянии, когда нечего терять», – пояснял писатель. Более того, он винил в возникновении подобных мечтаний саму советскую власть.
«Какую же искалеченную жизнь надо устроить, чтобы тысячи тысяч в камерах, в воронках и в вагонах взмолились об истребительной атомной войне как о единственном выходе?!..» – писал автор в другом абзаце «Архипелага».

У Солженицына и его товарищей по несчастью проявилась такая русская черта, как максимализм – склонность к крайностям. Пока одна часть народа устанавливала тоталитарные порядки, другая часть готова была из ненависти к этим порядкам перейти на сторону врага. Моральную неоднозначность такого выбора понимал и сам Солженицын. Заканчивая «Архипелаг ГУЛАГ», он писал, что ему «дико вспоминать эти наши тогдашние ложные надежды» на мировую войну в 1950 году. Писатель признавал, что «всеобщее ядерное уничтожение ни для кого не выход».
И всё же, как показывает крен Солженицына в сторону западных «ястребов», в годы эмиграции у него сохранялись отголоски «самоубийственных» настроений. Причина заключалась в преувеличенных представлениях о мощи «красного» лагеря, который, по мнению Солженицына, стремился к непрерывной экспансии. Однако на самом деле коммунистический режим оказался не настолько монолитным и несокрушимым. Одного спровоцированного Америкой в 1980-х годах экономического кризиса хватило, чтобы внутренние противоречия привели СССР к перестройке и к распаду.